Картина пятая

Филиппов открывает дверь в кабинет врача.
ФИЛИППОВ. Можно?
ПАВЕЛ ГРИГОРЬЕВИЧ. Да, заходите.
 (Филиппов входит).
ПАВЕЛ ГРИГОРЬЕВИЧ. Фамилия ваша?
ФИЛИППОВ. Филиппов.
ПАВЕЛ ГРИГОРЬЕВИЧ (перебирает папки). Филиппов… Николай Петрович?
ФИЛИППОВ. Да.
ПАВЕЛ ГРИГОРЬЕВИЧ (изучает содержимое папки довольно долго). Что-то этот анализ не получился.
ФИЛИППОВ. Опять не получился?
ПАВЕЛ ГРИГОРЬЕВИЧ. Опять?.. Николай Петрович, придется вам капельку обождать. Дойду до лаборатории. Посидите пока. (Идет к двери.)
 ( Филипов встает, ходит по кабинету. Врач возвращается.)
ПАВЕЛ ГРИГОРЬЕВИЧ. Да вы сядьте, сядьте... Вас что, знобит?
ФИЛИППОВ. Да простыл вроде…
ПАВЕЛ ГРИГОРЬЕВИЧ.  Простыли?
ФИЛИППОВ. Да нет-нет!
ПАВЕЛ ГРИГОРЬЕВИЧ. Вам, Николай Петрович, надо подлечиться. Вашу историю мы перешлём в районную поликлинику. А там они решат… Вас вызовут…
ФИЛИППОВ.  Какую историю?
ПАВЕЛ ГРИГОРЬЕВИЧ. Историю… болезни…  Вы один пришли?
ФИЛИППОВ. Да.
ПАВЕЛ ГРИГОРЬЕВИЧ.  Желательно, чтобы зашла ваша жена или кто-то из близких. А можно позвонить… Дело в том, что вам сейчас лучше соблюдать режим и диету. Это мои часы приёма, а вот телефон.
ФИЛИППОВ. А у меня что?
ПАВЕЛ ГРИГОРЬЕВИЧ.  У вас жировик. И возможно, его придётся удалить.
(Филиппов идет к двери, медлит перед ней – и возвращается.)
ФИЛИППОВ. Я, доктор, в данный момент с женой не живу. Так что желательно все сказать мне лично. Других родных не имею.
ПАВЕЛ ГРИГОРЬЕВИЧ. Дети есть?
ФИЛИППОВ. Дочь, в шестом классе.
ПАВЕЛ ГРИГОРЬЕВИЧ.  Понятно… Ну садитесь тогда, давайте потолкуем. Вы попали, Филиппов, в такое положение, что вам лучше знать всё точно… Хотя это и против правил.

Картина шестая

На даче Севы. Ясный день ранней весны: солнце, сугробы. Лида стоит у террасы.
ЛИДА. Сева!
СЕВА (из сарая). Лид, я сейчас!
ЛИДА. Сев, ну где ты?
СЕВА (появляется с деревянной лопатой и парой валенок, протягивает валенки Лиде.) Так, держи – снегу здесь по колено… Сейчас я его малость разгребу. (Чистит снег.)
ЛИДА (надевает валенки). Как раз…(Наблюдает за ним.) А ты хорошо смотришься – с лопатой.
СЕВА. Да? (лепит снежок, бросает в Лиду.)
ЛИДА. Получишь, Севка!
СЕВА. Боялись мы вас!..
(Лида лепит снежок, но передумывает его бросать – начинает лепить снежную бабу. Один ком, второй…)
СЕВА. Эй, скульптор! Помочь?
ЛИДА.  Без сопливых!
(Сева опять бросает в нее снежок и не попадает. Лида находит снежок в снегу и лепит из него голову бабы.)
ЛИДА. Севка! Мне нужны ветки для рук и для носа.
(Сева приносит охапку веток.)
СЕВА. Привет, Лида! (протягивает ей руку.)
ЛИДА. Привет, Сева (тоже протягивает руку.) Очень рада вас видеть, Сева!
СЕВА.  И я вас, Лида!
(Лида прилаживает ветки, Сева продолжает разгребать снег. Лида веточками выкладывает на животе бабы надпись: СЕВА.)
ЛИДА. Эй, Севка!
СЕВА. Чего?
ЛИДА. Ничего, просто так.
СЕВА. Ух!.. Шпионка! (С  лопатой наперевес идет на бабу.)
ЛИДА. Севка! Имей совесть!
СЕВА (зачерпывает полную лопату снега, идет на Лиду). Сдаёшься?!
ЛИДА. Сда-юсь.
СЕВА (очень опасным голосом). Лида…
ЛИДА. Плыви-плыви, бревно зелёное!
СЕВА. Точно, шпионка! ( Принимается лепить бабу. Слепил – очень страшную. Выложил на животе букву «Л».)
ЛИДА. Севка, прекрати!
СЕВА (выкладывая «И» и «Д»). Никаких Севок! Сама первая начала.
ЛИДА. Потому что ты кидался.
СЕВА. Пожалуйста, кидайся!
ЛИДА (слепив снежок). Получи, бандит, гранату! (мимо.)
СЕВА (выкладывает "А"). Хило работаете! (Любуется своим творением, потом смотрит на часы.) Пятый урок кончается… У тебя сколько сегодня?
ЛИДА. Прекрати ты, Севка, свои шуточки! Имей в виду, скоро поедем домой!
СЕВА. Что же ты, в школе задержаться не можешь?
ЛИДА. Перестань, Сев! Вот прямо сейчас уедем, тогда будешь знать!
СЕВА (умоляюще). Лид!..
ЛИДА (помолчав). Есть хочется!
СЕВА. Коллега! Позвольте вас поблагодарить за это ценное предложение! (протягивает ей руку).
ЛИДА (убирая руки за спину). Нет, Сева, пожалуйста: давай просто поедим, и всё!
СЕВА. Ну… хорошо (идет в дом, возвращается с чайником.) Чай пить будем, Лид?
ЛИДА. Будем.
(Сева набивает чайник снегом.)
ЛИДА. Ну-ка погоди! (отламывает от баб по кусочку.)
СЕВА (протягивая ей чайник). Лидка! Ну это просто гениально! 
(Идут к дому.)
ЛИДА. А где же тут чай пить?
СЕВА. В чуме. (Открывает дверь в комнату, сплошь завешенную шкурами, освещенную огоньком свечи.) Только валенки сними, пожалуйста… Лидка? Боится! Ты не бойся, Лид. Что ж я, тебя морозить буду? (Снимает свои валенки, кладет голенищами Лиде под ноги.) Иди!
ЛИДА. Ух ты!  Чего здесь греет-то, Сев, шкуры, что ль?
СЕВА. Ну ты даёшь! Хотя доля истины в твоём бреде есть. Ты знаешь, что такое чум, Лид?
ЛИДА. Ну… на Севере…
СЕВА. "На Севере"! Чум - это жилище северных народов. Оно в основном всё сделано из оленьих шкур… ты присаживайся, чего стоишь.
 (Лида садится на ложе из шкур. Сева ставит чайник на электроплитку.)
СЕВА (усаживаясь рядом с ней). Ну вот. Мой отец один раз был на Таймыре. Он нефтяник… ну и так далее… Ну, короче, дача не наша, его дача… Но мне разрешается! Всё ясно? Можно продолжать?
(Лида кивает).
СЕВА. Ну и вот. Приехал он на Таймыр, пожил в чуме и совершенно офонарел…
ЛИДА. Сева! Ну говори ты по-человечески!
СЕВА. Ну, "офонарел" или "удивился" – не всё ли равно? Короче, он приволок оттуда три оленьих шкуры. Потом ему с Таймыра ещё пару шкур прислали, потом откуда-то медвежью раздобыл.
ЛИДА. Медвежью?!
СЕВА. А ты на ней сидишь как раз…
(Закипел чайник. Сева принёс стул, Лида выложила на него бутерброды. Пьют чай.)
СЕВА. В чуме, понимаешь, как: на улице мороз, тундра, а в чуме ни печки, никаких электрокаминов. Одна свеча горит – и тепло. От свечки!.. Но здесь так не получилось. Наверно, пропускает где-то. Или мех некачественный. Тут и овчина, и цигейка от старой шубы, и… всякая дрянь.
ЛИДА. Ладно уж, Севка! Чем тебе овчина дрянь?
СЕВА. Ну всё-таки не то. А вообще-то с плиткой здесь жарища. Можно спать сколько хочешь. Хоть всю зиму. Кайф!
ЛИДА. А летом?
СЕВА. А летом они всё снимают – простая комната. Мы с ним раньше часто сюда ездили. Лид, ты что, засыпаешь?
ЛИДА. Что-то меня разморило (снимает свитер)… Я сейчас…(Сворачивается калачиком на медвежьей шкуре – и засыпает.).
(Сева тихонько убирает стул и чашки, выключает плитку, потом ложится на шкуру на полу. Засыпает тоже.)
            (Лида поёжилась и проснулась. Надела свитер. Включила плитку. Смотрит на Севу. Засыпает снова.)
            (Сева проснулся. Смотрит на Лиду. Приблизился – и поцеловал её. Отпрянул. Лида проснулась.) 
СЕВА.  Лида… Лидочка! Я тебе клянусь, я никогда больше!
ЛИДА (плачет, не может достать из кармана платок, шмыгает носом). Ладно.
(Одеваются, чувствуя неловкость.)
СЕВА. Лид, ты есть будешь?
(Лида отрицательно качает головой).
СЕВА. Ну и я тогда не буду!
(Выходят во двор. Сева проверяет, все ли убрано, потушено, выключено.)
СЕВА. Ну, вроде бы все … Пойдем?
(Пускаются в обратный путь – Сева впереди, Лида – сзади.)
ЛИДА (вдруг). Понимаешь ты: это как шкура царевны-лягушки! До поры до времени нельзя её палить! А ты…
СЕВА. Три года и три дня? Так? Это столько ей надо было в лягушечьей шкуре ходить?
ЛИДА. Ну… да…
СЕВА. Значит, до шестнадцати?.. Да пожалуйста! Я согласен ждать и дольше. Вообще сколько хочешь ждать! (Поворачивается к ней.)
ЛИДА. Сева…  А я тоже согласна тебя ждать, сколько нужно. Только не делай больше… этого. И по телефону тоже не говори. Потому что…
(Сева кивает.)
ЛИДА. Честно? Ты понял, Сев? Ты согласен?
(Сева кивает опять.)
ЛИДА. Но только уж всё, Севка: сказано – замётано!
СЕВА. Лид! Из какого детсада ты это узнала: "сказано - замётано"? Ну что за ахинейщина!
ЛИДА. Как хочу, так и говорю!... Пошёл быстрей, коняга! (бьет его варежкой по спине.)